– Благодарю, Александр Михайлович! Вам часом неизвестно, где ныне находится этот ангел?
– Не имею чести знать, но с Василием Иосифовичем ее не было.
– Извините за вторжение, но служба.
– Вы же сказали, что убийца задержан?
– Совершенно верно, но появились кое—какие обстоятельства, требующие боле тщательного подхода к происшедшему.
– Вы тоже меня просите, но ничем больше помочь не могу.
– Вот и новое лицо в нашей трагедии, – сказал по дороге Путилин под стук колес по булыжной мостовой.
– Притом лицо сущего ангела, как выразился господин поверенный, – дополнил слова начальника Михаил.
– Вот именно ангела, – задумчиво произнёс Иван Дмитриевич, потом, словно пробудившись ото сна, добавил, – стоит, Миша, тебе заняться дамочкой более серьезно.
– Вы думаете….
– Нет, ныне я ничего не думаю, но не верю в такие совпадения.
– Стоит тебе сегодня же ехать в Киев. Бумага бумагой, а там ты знаешь больше, чем смогут нам отписать из канцелярии полицмейстера.
Войдя в сыскное отделение, Путилин отдал дежурному чиновнику распоряжение, чтобы к нему в кабинет был препровожден задержанный Константин Иванов, что через некоторое время было исполнено.
Осунувшееся лицо и взгляд, скорее мертвый, чем потухший, выдавал душевные муки и сердечные переживания находящегося под стражей молодого человека.
– Что Вам от меня, господин полицейский, надо.? Я убил, я. Что Вам надо еще? Что? – голос почти с крика перешел на шипящий шепот.– Не смейте меня касаться грязными словами.
– Успокойтесь, Константин Евграфович, – Путилин, чтобы занять руки, перекладывал бумаги с одного угла на другой и подавил в себе раздражение к этому молодому человеку своими руками сломавшему собственную едва начавшуюся судьбу.
– Я спокоен, – поднял уставшие от бесконечных мыслей глаза Иванов.
– Мне хотелось бы по– человечески понять причины Ваших поступков, толкнувших Вас на преступление?
– Их нет, расстройство рассудка.
– Не скажите, – покачал указательным пальцем начальник сыска, – я не встречал людей, в порыве помрачнения рассудка поступали так разумно шаг за шагом.
– Что Вы имеете в виду? – в глазах задержанного появились искорки интереса.
– Насколько мне известно в Харькове у Вас не было пистолета?
– Ну и что?
– Следовательно, его приобрели сознательно.
– Может быть.
– Далее остановились в столице под чужим именем и с подложным паспортом.
– Это запрещено?
– Так точно, господин Иванов, – и Путилин показал большую книгу в кожаном переплете с золотым теснением «Свод Законов Российской Империи», Вам, как будущему юристу, должно быть известно, что гласит Устав о паспортах.
Молодой человек отвел взгляд.
– Я могу напомнить.
– Не надо.
– И напоследок поясните, зачем было срезать с одежды метки.
Иванов поднял голову, в глазах мелькнула тень удивления и так же неожиданно исчезла.
– Чтобы не могли меня опознать.
– А Вы говорите, расстройство рассудка, – молодой человек с интересом смотрел на Путилина. – На что похоже ваше поведение?
Задержанный молчал.
– В ваших поступках, Константин Евграфович, я не вижу никакого помрачнения, а шаг за шагом исполнение задуманного злого умысла. Или я не прав?
– К сожалению, вы правы, – спокойным тоном произнёс Иванов.
– Может поясните, какую роль в этой драме играет Эльжбета Язвицкая?
– Увы, я с ней не знаком.
– Полно вам, Константин Евграфович, мне доподлинно известно, что Вы гостили у дядюшки в имении в то время, когда там проживала госпожа Язвицкая, к слову сказать, невеста вами убитого родственника, – сказал наобум Иван Дмитриевич.
– Да, я гостил у него, – молодой человек боялся назвать имя убитого им дяди, словно страшился, что его призрак явиться за своим убийцей, – но с названной дамой не знаком.
– Хорошо, тогда поясните, почему вы решили совершить это злодеяние?
– Не знаю.
– Вы за что—то были сердиты на Василия Иосифовича?
– Нет.
– Вы обучались в Университете на деньги Ильина?
– Да.
– Он отказал вам?
– Нет, он никогда не был скуп.
– Тогда что же подвигло Вас на преступление?
– Ненависть… нет, не то… наверное, сам не пойму. Не знаю
– Может быть госпожа Язвицкая стала причиной ненависти к дяде?
– Что вам до Эльжбеты? – вскипел молодой человек, спокойствие покинуло его, словно гречишная шелуха ветром. – Я его убил, – он тряс рукой, – вот этой рукой, этой. Что вам еще надо? Что? Я бы снова его убил, если бы представилась такая возможность. Понимаете снова!
– Мне понятны ваши слова, но не ясна причина столь откровенной вражды по отношению к Вашему дяде, не сделавшему вам зла, а только добро.
– Я его ненавидел за то, что он меня лишил самого дорогого… Все, я устал, я не хочу слушать вас и тем более с вами разговаривать, мне надо отдохнуть. Пусть меня уведут. Если я преступник, то будьте хотя бы вы милосердны по отношению ко мне. Я устал, я болен, я хочу спать.
Пока Михаила уносил паровоз в западный край, столицу Царства Польского – Варшаву, Иван Дмитриевич подъезжал к гостинице, где накануне произошло убийство.
Ничто не напоминало о вчерашнем злодеянии, только Путилин видел, как швейцар что—то сказал посыльному и тот, видимо, побежал за управляющим.
Иван же Дмитриевич, постукивая тростью, начал подниматься по лестнице, чтобы пройти к нумеру несчастного господина Ильина.
Дернул за шнурок. Через минуту дверь отворилась, и за ней показалось посвежевшее лицо Зинаиды, служанки убитого.