Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 64

– Пойдемте, пройдемся, – сказал Путилин, – погода совсем южная.

– Да, жарковато нынче, – и скосил глаза на собеседника, ожидая, когда тот заговорит о деле.

– Степан Степаныч, мне надобно узнать о Николае, что служит дворником у Карташовой.

На минуту околоточный задумался, почесал переносицу и, скривив губы, сказал:

– Вот ничего плохого о нем сказать не могу, работящий, не в пример этому, – и он кивнул головой в сторону, – никогда, в чем предосудительном замечен мной не был. Вот только…

– Говорите, Степан Степаныч.

– Только баб любит…

– Ну, – засмеялся Путилин, – кто ж их не любит.

– Вот дело в том, что не одну обрюхатил, а они липнут к нему, как мухи.

– Это не большая беда, а еще что за ним числится?

– Да ничего, только есть у него старший братец, так тот любит горькую, вот беды его все оттуда. Со скольких мест его выставили, а все пьет.

– Братец, говорите.

– Да.

– Где он проживает?

– Сейчас, – и околоточный полез в карман, достал засаленную книжицу и прочитал, – Федор Черенков, – и назвал адрес.

– Обводный, и часто он здесь бывает?

– Не могу знать.

– Когда в последний раз видел?

– Может с неделю тому, может меньше, не припомню.

– Хорошо, значит, пьет.

– Так точно.

– Николай кого нынче из бабского сословия охаживает?

– Хоть они и липнут к нему, но с месяц тому расстался он с одною Дусей, так и в одиночестве и обитает.

– Так, так, благодарю, – Иван Дмитриевич приподнял край шляпы.

– Я всегда, Иван Дмитрич, рад помочь.

Дома, сидя за столом и опустошая тарелку наваристых щей, до которых Иван Дмитриевич был большой охотник, он спросил у Глаши:

– Что скажешь про карташовского дворника Николая?

Служанка зарделась и отвернулась, чтобы Путилин не заметил заалевшие щеки, но от взгляда бывшего сыскного агента не ускользало ничего и у него мелькнуло: «И она тоже?»

– Да что ж я за дворниками слежу?

– Ну, может, слухи?

– Кобель, одним словом, – Иван Дмитриевич заметил, как она смахнула слезу.

– Подарки—то дарит?

– Какое там, – разоткровенничалась Глаша, – бабы, народ не от мира сего, сами ему тащат.

– Понятно, а братец его?

– Тому только шкалик нужен.

Больше теребить разбитое сердце Глаши Путилин не стал, а сразу же после обеда направился по указанному околоточным адресу на Обводный канал. На его счастье

Федор спал в своем угле, который снимал за пять рублей в месяц. Черенков, в отличие от брата, был щуплым с одутловатым лицом, выдававшим большого любителя выпить. Иван Дмитриевич взял за плечо и начал трясти, Федор сел на кровати, ничего не соображая, только осоловелые глаза маленькими щелками иногда смотрели на Путилина и вновь закрывались.

– Погоди, – и рука Федора вытянулась вперед, – наливай, – это было произнёсено внятно и протяжно, словно не просил, а клянчил.

– Куда шубы дел? – Спросил в ухо Черенкова Путилин.

– Шубы? – невнятное бормотание и потом чистым голосом, – Дуньке снес.

– Когда?

– Отстань, – и повалился на кровать.

Путилин еще со времен службы знал, а памятью никогда не страдал, что в этих краях скупщица по имени Дунька была одна – Авдотья Тихоновна Белоглазова, личность пренеприятнейшая.

Через четверть часа Путилин стучал в ее дверь, за которой сперва послышалось шуршание, словно мыши бегают по бумаге, а затем скрипучий голос:

– Кто там?

– Открывай, – вкрадчиво произнёс Иван Дмитриевич, – с товаром я.

– Кто?

– Ну, я, – все тем же тоном произнёс Путилин и более раздраженно, – открывай, хочешь, чтоб весь околоток меня увидел.

Заскрипел в колодце замка ключ и дверь со скрипом отворилась, Иван Дмитриевич ступил вперед.

– Путилин? – раздался раздосадованный голос, и женщина попыталась прикрыть дверь

Иван Дмитриевич нажал плечом и вошел в темный коридор.

– Что так гостей привечаешь?

– Были бы гости? – с вызовом произнёсла Авдотья.

– А хоть и не гости, веди.

Женщина послушно закрыла дверь.

– Прошу, – наживать врага, хотя и в лице бывшего начальника сыскной полиции не было никакой нужды, дороже обойдется, рассудила Авдотья.

– С чем пожаловали, Иван Дмитрич?

– Дело есть, – Путилин осмотрелся, комната блестела, не пылинки, ни лишней вещицы, сразу видно, что справная хозяйка здесь живет, – чаю бы предложила?

– С вами опасно и воду пить.

После того, как чай был разлит по стаканам и хозяйкой предложен пирог с маком, Путилин произнёс:

– В твоих клиентах числится некий Федор Черенков, так?

– Допустим.

– Вот, Авдотья, чем ты мне нравишься, что схватываешь все на лету.

– Иван Дмитрич. не томи душу.

– Неси все, что он тебе приносил в последний месяц.

– За ради чего?

– Авдотья, ты ж меня знаешь, я шутить не привык.

– Иван Дмитрич, да вы вроде уже не в сыскной?

– Ты права, но неприятностей могу принести более чем раньше.

– Верю, но понимаю, что вы забрать захотите все, что он мне приносил?

– Авдотья, в накладе не останешься, – Путилин достал из кармана пачку ассигнаций.

Через четверть часа Иван Дмитриевич выходил из квартиры Белоглазовой с двумя большими узлами, когда сел в коляску, назвал еще один адрес, узнанный у Авдотьи, та подобрела, когда Иван Дмитриевич с лихвой заплатил за зимние вещи, принесенные Черенковым.

– Господин Путилин, вас подождать? – Спросил возница.

– Да, – коротко ответил Иван Дмитриевич, – я скоро.

Бывший начальник сыска и не подозревал, что известен многим в городе.