Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 45

«По мнению воинских начальников, наиболее ответственных в образовании солдат, при наших неблагоприятных условиях необходимо, по крайней мере, прохождение каждым солдатом не менее пяти периодов летних занятий и должно ныне считаться лишь наименьшим сроком наличной службы.»

Далее в статье говорилось, что оптимальным сроком для службы остаются семь лет, тем более, что империя тянется не на одну тысячу вёрст с востока на запад и учения необходимо проводить в разных условиях.

Путилин отложил в сторону газету.

Далее целая страница отведена визиту австрийского императора Франца—Иосифа II, не обошедшего наградой в честь приезда и действительного статского советника Ивана Дмитриевича Путилина Командорским крестом 3 степени, памятуя быстрое расследование убийства военного аташе графа Аренсберга, происшедшего в столице пять лет тому и едва не поссорившего двух императоров.

Штабс—капитан Евграфов два час не выходил из кабинета, переживая за порученное околоточным задание. Казалось, что они не справятся, а в следующую минуту возрастала уверенность – ещё миг и придёт с радостным известием один из подчинённых.

Волнение не давало покоя, хотелось что—то делать, бумаги, присланные из канцелярии градоначальника, прочитаны не один раз, рапорта околоточных более не вызывали улыбок, хотелось побыстрее получить известия либо дающие повод к радости, либо к огорчению.

Путилин доверился приставу, не всё перекладывать на плечи сыскного отделения, пусть и пристава с околоточными, тем более они знают свои участки лучше, кого бы то ни было. Надо доверять, хотя и в то же время проверять, не все служат Царю и Отечеству верой и правдой, сколько раз сведения утекали к преступникам. Верно сказано: доверяй, но проверяй. Не всё в руцах Божьих, в большинстве случаев в руках человеческих, иной раз продажных и не внушающих доверия. В последнее время Иван Дмитриевич всё более и более склонялся к тому, чтобы уйти на покой. Здоровье подорвано, ноги порой перестают слушаться хозяина, внутри, словно песком засыпано. Дышать и то больно, пора в отставку. Двадцать пять лет службы, часть проведённых в засадах, переодеваниях, ножевых ран не пересчитать, несколько пуль извлечено хирургами, а он, действительный статский советник, ещё ходит, дышит и главное ловит злоумышленников. На самом деле устал, начнёт читать газету, книгу или реляцию из министерства и ловит себя на мысли, что вроде бы половину документа или рассказа прочитал, а в голове ничего не осталось, вот и приходится возвращаться к началу. Нет, пора на покой, пора, хотя грех признаться, что скоро всего лишь сорок пятый год.

Через час явился один из околоточных.

– Да, Фёдор Осипович, вы правы, сегодня на постоялый двор по Муринской старой дороге не явился ночевать постоялец.

– Так, так, – заинтересованно произнёс пристав, а у самого и глаза заблестели.

– Крестьянин Выборгской губернии Андерс Паксу, – заглянул в бумажку околоточный.

– А приметы? – Штабс—капитан Евграфов вскочил со стула, снял висевшую на крючке шинель и на ходу начал ее надевать, – что—нибудь приметное есть? Не может же не быть? – с потаённой радостью в голосе нетерпеливо сказал он.

– А как же, – околоточный приободрился, предвосхищая грядущее поощрение, – лошадь подковки имеет приметные, на каждой инициалы хозяина «А» и «П» латинскими буквами и на санях полозья железные, с правой стороны задняя часть скручена, а со второй отломан кусок завитка, потом те же полозья прибиты к деревянным направляющим и эти направляющие покрашены в красный цвет.

– Понятно, более ничего примечательного?

– Разговаривает чухонец, растягивая слова и слегка заикаясь.

– Ну, это навряд ли пригодится, я – в сыскное, – и вышел на улицу.

– Вот и всё, – с удовольствием в голосе и довольным видом произнёс Фёдор Осипович, расстегнув шинель, удобно присаживаясь на стул, давая понять начальнику сыскной полиции, что, мол, и мы умеем полезными следствию быть.

– Очень хорошо, – Путилин никогда не стремился ущемить полицейских столицы, расточая приятные слова, – не ожидал так быстро получить нужные сведения, я не рассчитывал, что, именно, на вашем участке остановился убиенный, ведь столица велика.

– Честно говоря, и у меня сомнения были, – признался пристав, – то, что убийство совершено на территории участка, не говорит о том, что и чухонец проживает в нём. Иван Дмитриевич, а далее?

– Далее оповещу все части и участки, каждого городового столицы и если преступники не покинули столицу, то сегодня к вечеру я буду знать, где находятся убийцы.

– Но они могли сразу же продать сани и лошадь?

– Могли, но я так не думаю, они совершили злодеяние ночью, забрали платье, верхнюю одежду, выгребли из карманов деньги, а значит, направились в трактир, либо к себе на квартиру, может, дом. Но я склоняюсь к тому, что здесь у них дом, где они могут поставить лошадь, всю ночь на морозе ж ее не продержишь.

– И то верно.

– Для нас это обстоятельство сложнее, но ничего не меняет. Вдруг объявившуюся лошадь, в карман не спрячешь.

– Именно.

– Так что, – Иван Дмитриевич на секунду остановился, – не буду вас обременять подробностями, но думаю, к вечеру возможно мы задержим злодеев.

– Хотелось бы узнать первым об их арестовании, – пристав поднялся, застёгивая шинель.

– Непременно, преступление совершено на приданном вам участке, поэтому вы первый узнаете о завершении расследования.