Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 120

120

– Не знаю, – честно признался Иван Дмитриевич и повторил по слогам, – не знаю, пока не выясним, имею только смутное подозрение.

С младшим сыном оказалось сложнее. Борис Алексеевич Фролов – уверенный молодой человек, ставящий имеющиеся достоинства и свою личную красоту превыше всего, опираясь на капитал отца он возомнил себя равным Богу. Борис был уверен, что простонародье не имеет сильного чувства, а живёт только инстинктами, тем более той любви, что описана в романах им, люду, не достичь никогда. И своим поведением с девушками низкого сословия он общался снисходительно, всегда воспринимая, что это он одаривает счастьем и снисходит с пьедестала, на который его вознесла судьба.

– Не надо лишних слов, – морщился Борис, разговаривая с отцом, – ну да, у неё будет ребёнок, что с того? Отошлите её в имение, дайте приданное и ожените на каком—нибудь Иване. Делов—то, – и продолжал чистить ногти, словно не он домогался девушки, а это она преследовала его.

И в один прекрасный день, когда Алексею Сергеевичу надоело самовлюбленное нарцисстическое поведение сына, он выставил Бориса за дверь, определив не очень большую сумму на его содержание. Первое время сын был крайне удивлён таким поведением, но после того, как Фролов—старший отказался оплачивать долги. Что—то в Борисе поменялось и он уехал в путешествие по свету, тем более, что на сносную жизнь, выделяемых денег хватало.

Пётр Павлович Лерман набрался смелости и, вопреки всем нормам ведения следствия, направился к госпоже Кочкуровой. Резонно решив, что её проверка поручена другому агенту, а он идёт только за сведениями о младшем брате.

Анастасия Алексеевна была облачена в чёрное платье, которое оттеняло светлые вьющиеся волосы. Припухлость глаз говорило, что госпожа Кочкурова недавно плакала, хотя на лице явно проступал едва заметный румянец. Женщина встретила сыскного агента в гостиной, не предложила сесть, видимо, не хотела затягивать разговор.

– Чем могу быть полезна господину чиновнику по поручениям при начальнике сыскной части? – Спросила она тихим мелодичным голосом с некоторой долей сарказма.

– Если после столь трагического события вы не имеете желания ответить на мои вопросы, то разрешите откланяться.

– Сударь, извольте задавать свои вопросы.

– У меня несколько вопросов.

– Я жду, – с нетерпением в голосе сказала Анастасия Алексеевна.

– Вы давно видели брата?

– Михаила или Бориса?

– Бориса.

– Года четыре тому.

– Сколько ему было в ту пору?

– Двадцать три.

– Вы с ним общались за это время?

– Да, я ему писала, не так часто, как хотелось бы.

– Как он получал ваши письма, если путешествовал по миру?

– В ответном письме он мне всегда указывал до какого числа пробудет в том или ином городе.

– Когда вы получили последнее письмо?

– Месяца полтора тому.

– О чём он писал?

Она задумалась.

– Затрудняюсь ответить вам, но если вы минуту подождёте, я принесу письмо.

– Извините, но это личное послание.

– Если я вам его предлагаю прочесть, то это моё право.

Через несколько минут Лерман держал в руке листок бумаги с гербом в левом верхнем углу и названием гостиницы в правом, всё—таки, не решаясь приступить к чтению.

Видя смущение сыскного агента, Анастасия Алексеевна предложила:

– Можете взять письмо с собою.

– Благодарю, я верну вам его.

– Я ответила на все ваша вопросы?

– Последний.

Женщина кивнула головой.

– Где сейчас находится Борис?

Анастасия Алексеевна немного помедлила и ответила.

– В столице.

– Давно?

– С месяц, но где проживает, я вам сказать не могу, ибо не знаю, то ли на Васильевском, то ли Невском, не знаю.

Лерман направился в Адресный Стол, теперь, хотя бы есть отправная точка: Борис Алексеевич Фролов, тысяча восемьсот пятьдесят третьего года рождения должен заполнять лист по приезде от двух месяцев до нынешнего дня. Сложность может быть, только одна, если младший сын убитого проживает по чужому паспорту или под чужой фамилией, замыслив преступление, тогда будет сложнее, но задача, всё равно, по плечу сыскной части.

Исполняющий должность Начальника Адресного Стола полковник Антонов отбыл в присутственное место.

– По делам—с, – ехидно улыбнулся коллежский ассесор Шубин, показав тёмный провал вместо одного из передних зуюов.

– Клавдий Андреевич, – Лерман льстиво потупил голову. – вы знаете более начальника, – понизил голос, – и сможете помочь моему горю.

– Как помощь понадобится, так все бегут в Адресный, – намекая на трагическое событие, происшедшее с год тому, когда помощника начальника Адресного стола Шубина ограбили какие—то шутники, вынесли много, но всё сыскные агенты нашли, кроме простой деревянной шкатулки. Что там хранил коллежский ассесор так и осталось тайной. Вот каждый раз Клавдий Андреевич бурчал, но не разу не заикнулся о той покраже. – Ну кто там у вас?

Лерман протянул Шубину листок бумаги с написанным на нём именем, фамилией и датами приезда.

– Вот что, Пётр Павлович, приходите завтра с самого утра, а сейчас, – Клавдий Андреевич, развёл руки в стороны, – извините не до сыскной части.

– Я…

– Идите, голубчик, идите, жду вас завтра.

Настаивать было бесполезно. Шубин славился своей упрямством, невозможно доказывать ему истину, если он сам не захочет её услышать.

– А…

– Идите, – отмахнулся Клавдий Андреевич и углубился в изучение толстого журнала.

День оказался потерянным. Хотя Анастасия Алексеевна сказала, что младший брат может проживать на Васильевском острове или Невском. Если рассудить, то центральный столичный проспект может отпасть в поисках, ведь там ненароком могли столкнутся супруги Фроловы и Борис, а он их избегал, не имел намерения идти, как блудный сын а покаяние к отцу. Значит, остаётся Васильевский. Но тоже слишком зыбко.

120