– Тогда вы опоздали, господин Ильин за несколько дней до трагической кончины переписал духовную и знаете, кто там назван наследником всего капитала?
– Я?
– К сожалению нет,
– Тогда кто же?
– Нет догадок?
– Я – не гадалка, чтобы раскладывать карты.
– Ваша знакомая Эльжбета Вацлавна Язвицкая.
– Не может быть! – Константин прикрыл рукою нижнюю часть лица, только глаза выдавали безумное удивление.
– Я говорю истинную правду.
– Пусть меня препроводят, я должен подумать.
– Пока Вы обдумываете свое положение, то не забывайте, что может свершиться новое злодеяние.
– Господин… э, – на губах молодого человека появилась вымученная улыбка.
– Путилин, можно просто Иван Дмитриевич, – подсказал начальник сыскной полиции.
– Иван Дмитрич, от того, что я буду думать, мир не перевернется и как были в нем преступления, так и останутся. Я недавно задумался, что же произойдет, если меня вдруг не станет. Представьте ничего, солнце как всходило с востока, так от туда и будет начинать путь, как приходила весна после мягкой ли, лютой ли зимы, так и придет. Не будет моего бренного тела, да наверное и мыслей.
– Михаил, с утра продолжишь изысканья, а ныне ваше время в моем распоряжении, ибо гостей у нас принято привечать. В близи Рыночной площади есть прекрасное заведение с чудесной кухней и не менее прелестными французскими винами.
Следующим утром Жуков ни свет, ни заря сидел за столом и перелистывал бумаги, продолжая, как и вчерашним днем, записывать что—то в свою неизменную книжицу, носимую в кармане пиджака.
Рядом сидел невыспавшийся поручик с красными глазами, иногда с удивлением взиравший на петербургского гостя, усердно просматривающего бумаги и делающего ко всему прочему записи твердой рукой. Мышевецкий, закрывая рукой рот, позевывал и ждал, когда же закончится навалившаяся на него мука.
После полудня Михаил с усталой улыбкой взглянул на пробудившегося от дремы полицейского.
– Моя миссия закончена.
Поручик потянулся.
– Я не прочь отобедать, – произнёс он, обращаясь к Жукову.
– Выражаю взаимное согласие, тем более паровоз отбывает вечером.
Попрощались на дебаркадере, Михаил пригласил поручика в столицу.
– Если представиться случай посетить Северную Венецию, милости просим, Андрей. Буду рад видеть и ответить нашим гостеприимством.
Заскрипели колеса и с натужным усердием, обдавая провожающих белыми облаками пара, паровоз поначалу тронулся с места медленной поступью, превращая ее в проворный бег.
Вновь, как и несколько дней тому, помощник Путилина сидел у окна, упираясь лбом в стекло, и смотрел, как за ним остаются люди, дома, поля, деревья. На душе зрели приятные надежды от не зря потраченного в Варшавском архиве сыскной полиции времени.
За время пути Михаил извелся от ожидания, а паровоз нарочито медленно тянул вагоны на север, словно чувствовал нетерпение одного из пассажиров, в голове которого было тесно мыслям о происшедшем преступлении.
В вечер отъезда Михаила из Варшавы Иван Дмитриевич получил вторую телеграмму из канцелярии полицмейстера Харьковской губернии. Там со всей тщательностью отнеслись к запросу из столицы. Выяснили, что слуга покойного Иван был отравлен и накануне вечером скончался, как указал врач после вскрытия. Госпожа Язвицкая неоднократно пребывала гостьей Василия Иосифовича, и в каждый ее приезд навещал дядюшку Константин Иванов то ли по случайности, то ли по умыслу. Более того покойный последнее время часто разъезжал не только по России, но и по европейским странам в сопровождении невесты, как везде он представлял Эльжбету Вацлавну.
Путилин хотел вызвать в кабинет Иванова, но потом передумал, ожидая приезда помощника с новостями.
Попросил принести стакан горячего чаю и просто, отвлекшись от тревожащих по делу мыслей, маленькими глотками кушал горячий обжигающий напиток.
Все в деле напоказ, словно кто—то в театре ставил интересную пиесу, имея определенную уверенность, что актеры со всей добросовестностью исполнят свои роли, не взирая на отношение и придирки к ним почтеннейшей публики, пришедшей на представление.
Следующим днем Путилин был вызван к обер—полицмейстеру для еженедельного доклада. Как ни странно, но первый полицейский чиновник столицы принял Ивана Дмитриевича с доброжелательностью сразу же по приезду. Вопросов было немного, так как за неделю ничего исключительного не случилось, не считая происшествия в гостинице, но по расторопности начальника сыскной полиции, как считал обер—полицмейстер, убийца задержан в тот же день, как говорится по горячим следам. Но настроение Путилина от похвалы не улучшилось, его тревожило нынешнее дело, раскрытое, как считало вышестоящее начальство, с большим успехом.
Убийца в холодной, оружие найдено при нем, улики налицо, но что—то неуловимое не дает покоя. Хорошее отношение дядюшки не повод для убийства родным племянником. Не обошлось в деле без женских обольстительных чар. Может действительно банальная ревность? И страдающий от любви Ромео, терзаемый душевными муками, помешался рассудком и в порыве безумия устранил соперника? Избирательное безумие: купил пистолет, срезал с одежды метки, приобрел поддельный паспорт и поселился… Да, Иван Дмитриевич стукнул ладонью себе по лбу.
«Как же я?»
Не доезжая до Офицерской, Путилин приказал извозчику повернуть к доходному дому Туляковых, на Свечной.
– Да, господин Путилин, квартира для господина Герца Ганса Францевича абонирована неким Петровым, записано мещанином, в апреле месяце сроком на год. Деньги внес Петров сразу же.