Пока плыли в Кронштадт Жуков с десяток раз перечитал письмо, вроде бы всё ясно, но не до конца. Кровь, может быть, даже наверняка, убитого Пелевина, почему увиденная? Осталась на руках, понятно, а увиденная? Загадка. Перерезать нить, тоже в принципе понятно, а вот что означает «паутовская лодка»? Паутов, фамилия хозяина? Найти в таком большом городе? Хотя для чего адресный стол и полицейский участок? Может, залив? Хотя нет, такого названия Миша не помнил. Так, южная часть города отпадает, там ходят суда, катера, много народа, а Георгию нужно пустынное место. Значит, западная часть и северная. Хотя северная, там стена и лодок возможно никто не хранит. Тогда остаётся только западная часть – побережье с полверсты, но если там ничего, тогда стоит проверить северную – это верста с четвертью. Лишь бы успеть.
На пирсе Миша узнал, что в городе есть знаменитый постоялый двор мещанина Паутова и находится он, как раз, на западной оконечности. Сразу же созрела мысль – проверить в первую очередь, а потом уж за остальное и Жуков не прогадал.
Георгий Михайлов сладко посапывал в углу паутовского трактира, находящегося при постоялом дворе.
– Этот? – Кивнул небрежно половой в сторону спящего на лавке юноши, – дак, со вчерашнего дня и выпил немного, угощал присутствующих за упокой души какого—то Николая.
– Расплачивался чем?
– Ассигновками, – половой прищурил глаз, – мы на слово не верим, сколько тут, вроде приличных бывает, а у самих в кармане блоха на аркане.
В чувство Михайлов начал приходить только в дороге, не понимал, что за его задержали, но потом сознание, замутнённое водочными парами, вдруг резко, в один миг прояснилось, Георгий поник головой и до столицы не произнёс ни слова.
– Значит, вы и есть Георгий Михайлов, квартирант Екатерины Васильевны Пелевиной, – Путилин внимательно осматривал юношу, стыдливо присевшего на краешек стула.
Перед Иваном Дмитриевичем лежали на столе вещи, изъятые из карманов задержанного: метрическое свидетельство, кошелёк с 77 копейками, сломанный карандаш, грязный платок и горсть орехов.
Георгий молчал.
– По вчерашнему событию вы можете что—нибудь сказать?
Юноша стал, словно на голову меньше, втянул в плечи, руки поникли, плечи стали узки, голову опустил, видимо, уставился взглядом на не совсем чистые руки.
– Вы хотите что—нибудь показать или избрали орудием молчание?
– Я, – хрипло произнёс Георгий, – не понимаю, почему я арестован?
– Вы считаете себя задержанным незаконно?
– Да.
– Где вы были вчера до полудня?
– Вчера? – Переспросил юноша.
– Да.
– Не помню.
– Вы хотите сказать, что не знаете о произошедшем вчера до обеда на квартире Пелевиной?
– Н—да, – также тихо ответил Георгий.
– И значит, вы не знаете, что Николай Пелевин вчера убит?
Михайлов ещё больше втянул голову в плечи, вцепился руками в колени.
– Не—е знаю.
– Стало быть, не вас видел свидетель выходящим из дома, где вы квартируете?
– Наверное, меня, – тяжело задышал Георгий.
– Стало быть, вас? – Путилин постучал карандашом по столу. – Не хотите ли добровольно поведать о происшедшем?
– Я не могу, – краска отхлынула от лица юноши, – мне до сих пор страшно вспоминать.
– Всё позади, – Иван Дмитриевич смотрел в окно, – осталось только высказать, что вас гложет.
– Вчера, в самом деле, часов в одиннадцать, а может и около полудня, я воротился на квартиру, а там, – Георгий на миг умолк, – Коля лежал на полу с ножом в груди, мне показалось, что он дышит, я вытащил нож, но было поздно. Меня охватил страх и я сбежал.
– Почему вы не позвали дворника или полицию?
– Я был сильно напуган.
– Где нож?
– Я бросил возле тела.
– Вы никого не встретили по дороге на квартиру?
– Никого.
– Никто не попадался навстречу?
– Я же говорю, никто.
– Что—нибудь странное, подозрительное вы не видели?
– Мне показалось, что в соседней комнате мелькнула тень, меня охватила такая паника, что я очнулся только по дороге в Кронштадт.
– Следовательно, вы отрицаете причастность к преступлению?
– Я не убивал, – начал повторять Михайлов, раскачиваясь вперёд и назад, обхватив руками голову, – я не убивал.
– Уведите в камеру, – распорядился Путилин, – и позовите Жукова.
Миша явился с сияющим видом, словно выиграл в рулетку крупную сумму.
– Пока плыл из Кронштадта, одна мысль не давала покоя, если Михайлов – ангел во плоти, то почему сбежал из квартиры? И почему не прихватил деньги Пелевиных, ведь он, наверняка, знал, где они лежат. Почему не прихватил самое ценное, а летел стремглав, словно увидел приведение?
– К каким выводам ты пришёл?
– Не Михайлов – убийца, а кто—то другой, кто хотел, чтобы Георгия таковым считали.
– И на чём основываются твои предположения?
– Сперва выстрел пушки, потом испуганный вид юноши, ценности и деньги не взяты.
– Это только слова, – подзадоривал Мишу Путилин.
– Потом мне показалось странным, что никто не видел Михайлова, выбегающим из дома, кроме одного человека. Он, кстати, дожидается в коридоре.
– Иван Костромин.
– Он, – даже не удивился Миша.
– Пригласи—ка его.
В кабинет, теребя в руках кепку, зашёл небольшого роста мужчина с реденькой на лице бородкой и пышными бровями, которые первыми бросались в глаза. Потом хитренькая лисья мордочка с длинным острым носом и низким лбом.
– Здравия желаю, ваше превосходительство!
– Тебе того же, – поприветствовал в свою очередь Путилин, – присаживайся, в ногах правды нет.