Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 58

– Дальше, – коротко ответил Жуков.

Час тому Екатерина Васильевна вернулась домой, хотела прибраться в комнате сына, начала открывать дверь, но что—то помешало. Она с силой надавила.

– Как потом звала дворника, ничего не помню, как ножом, – позже рассказывала женщина, всхлипывая и закрывая рот платком.

Юноша лежал на спине у самой двери, доктор, осматривавший его, насчитал шесть ран на теле: три на груди, одну на левой руке и две на спине.

– Хватило бы первого удара, остальные нанесены то либо злобы, то ли по иным соображениям, – склонил голову к плечу, – с эти, голубчик вы мой, Иван Дмитрич, по вашей части. Психологические мотивы не моя ипостась, моё дело лечить бренное тело или подтверждать, что это бренное тело никогда не будет дышать.

– А вы – философ, милый Карл Иваныч, – ответствовал Путилин.

– Станешь, когда такие картины видишь, – и он указал на лежащее тело.

– Итак, что мы имеем? – начальник сыскной полиции Путилин заложил руки за спину и усталым взглядом смотрел на распростёртое у ног мёртвое тело.

– Труп, – так же устало ответил Жуков, неизменный помощник в последние годы.

– Юмор уместен в другом месте, – назидательно сказал Иван Дмитриевич.

– Простите, задумался.

– Что мы имеем?

– Зверски убитого молодого человека, исчезнувшего постояльца Георгия Михайлова, его метрического свидетельства, пропавших серебряных часов, бумажника, предположительно со ста рублями и шкатулку со следами взлома, – перечислил Миша.

– И что приходит на ум?

– Самое обыденное, – Жуков почесал висок, – постоялец убил сына хозяйки, украл некоторые вещи, попытался сперва открыть, а потом взломать шкатулку, что ему не удалось и скрылся в неизвестном направлении.

– Почему с собой шкатулку не прихватил?

– Слишком велика, мог на пороге или улице с хозяйкой столкнуться, побоялся.

– Вполне возможно, – Путилин добавил горечи в приготовленное помощником блюдо, – но зачем лишать жизни юношу, если постоялец мог, запросто, похитить вещи в ее отсутствие. Не вижу резона?

– Тогда вторая версия, кто—то…

– Если это был кто—то, то, любезный Миша, тебе стоит поискать свидетеля, улица, как ты видел, когда мы приехали сюда, отнюдь не пустыня, да и соседи не безглазые и безухие существа, так что дерзай, – Иван Дмитриевич указал на дверь, – жду с новостями.

– Вы говорили, что юношу, вашего постояльца зовут Георгий? – Путилин разговаривал с хозяйкой в маленькой гостиной со старой потертой мебелью, знавшей, видимо, времена, когда Екатерина Васильевна имела больший, чем ныне капитал.

– Георгий Михайлов, – женщина смутилась и тихо добавила, – незаконнорожденный сын одной моей знакомой Петербургского уезда.

– Давно он у вас проживает?

– Почти год.

– Что о нём можете сказать?

– Добрый, стеснительный, если вы, – она всхлипнула и тут же взяла себя в руки, – думаете, что он способен на такое злодеяние, то вы глубоко ошибаетесь. Я боюсь, что и он… что и его… что, – слёзы потекли по морщинистым щекам женщины.

– Успокойтесь, – Путилин поднялся и налил из графина в стакан воды, протянул Екатерине Васильевне, – будем надеяться, что с ним ничего плохого не произойдёт? Может быть, Георгий на службе?

– К сожалению, три дня тому ему отказали от места.

– Где до этого он служил?

– В какой—то лавке, но какой, к сожалению, не помню.

– Хотя бы в какой части города?

– Где—то у Сенной, – женщина задумалась, – а может, и Знаменской. Нет, врать не буду, не помню.

– А где, вы говорите, знакомая ваша проживает в Петербургском уезде?

– В Мурино.

– Вы говорите, пропали серебряные часы, бумажник?

– Да, – Екатерина Васильевна, видимо, стала привыкать к мысли, что сын теперь не с нею.

– Больше вы ничего не заметили пропавшего?

– Да, что у нас… меня, – поправилась она, – брать, сами видите, – женщина махнула рукой.

– У вашего постояльца?

– Не знаю, видела на столе у него метрическое свидетельство, ныне не лежит. Может, переложил в другое место?

– К кому мог ещё поехать Георгий в столице?

– Я думаю, ни к кому. За год он так и не обзавёлся друзьями.

– Георгий и Николай приятельствовали?

– Да, они были одногодками со сходными интересами.

– Простите, вино не употребляли?

– Что вы, Иван Дмитрич! Господь с вами, наверное, и запаха не чуяли.

– Хорошо, когда у меня возникнут новые вопросы, я могу вас потревожить?

– Заезжайте.

Жуков обходил квартиру за квартирой, близь лежащие дома, но только один из жителей выказал интерес и вспомнил:

– Знаю я и Георгия, и Николая. Когда видел их? Так, Николая вчера, а вот жильца Катькинового сегодня. В каком часу? Так это мне не ведомо, своих не имею по причине бедности, а чужими не пользуюсь, ни к чему. Постойте—ка, не было полудня. Откуда могу знать? Так пушка не стреляла ещё. Какая? Да, вы господин хороший, не столичный, что ли? Петропавловская—то… То—то… В каком виде я его видел7 Так выскочил из дома в расстёгнутом пальто, волосы растрёпаны, взгляд какой—то дикий, в руке что—то узкое, длины вот какой, – он показал руками размер, – нож? Может, и нож. Из кармана что—то торчало, это точно. Где я стоял? А вот там, – мужчина показал рукой.

– Что, Михал Силантьич, новенького принёс? – Путилин столкнулся с помощником у входа в сыскное отделение.

– Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, словно в пустыне живём, а не столице Российской Империи, – пожаловался Жуков, пряча хитрую улыбку за маленькими в две тоненькие полоски усами.