Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 50

– Снега давно не было, и двор затоптан, но посмотрите где—нибудь у забора или за ним кучу снега, там, я думаю, и лежит бренное тело Ивана Кожемякина. Не могу точно сказать, почему не бросили его в сенях, не знаю. Может чего—то опасались, не знаю.

– Может, – начал пристав, но осёкся.

– Вот мне одно не даёт покоя – девицы, где они сказать не могу, но смею предположить, что они, как ходовой товар, увезены на продажу в другой дом терпимости, хотя вести такой гарем очень затруднительно. Сколько их здесь было? – Обратился Путилин к исправнику.

– Семь.

– Значит, семь.

– Да, – предвосхищая вопрос начальника сыскной полиции, исправник сказал, – среди убиенных ни одной из них нет.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Убийцы заглянули на кухню, потом прошли в комнату Федьки, он, видимо, поднялся и успел натянуть на себя портки, значит, пришедшие явились в чуть позже пяти. Весёлый всегда хвастал, что несмотря ни на что, он просыпался в пять, пил чай и начинал заниматься делами. Исходя из вышеизложенных фактов, злодеи явились в пять, когда большинство обитателей сего дома отходит ко сну.

– Но Федька—то поднимался?

– Точно так, вот поэтому мы и можем говорить о времени убийства. Федьку один держал за ноги, навалившись телом, второй – заломал руки, а вот третий держал за горло и периодически отпускал, я могу предположить, что требовали ключ от сейфа.

– Но его же зарезали?

– Да, но вы видели следы на шее Федьки? – вопросом на вопрос ответил Путилин.

– Я не обратил внимания.

– На шее багровые следы и маленькие пятна крови там же, убийца не только душил, но и колол в шею, а когда узнали то, что им требовалось, Весёлый стал им не нужен.

– А остальные убитые?

– Они могли кого—то опознать, вот поэтому этот кто—то и не пожалел свидетелей.

– А девицы?

– Вот они пока в мою схему убийства не укладываются, но думаю, совместными усилиями найдём ответ на столь животрепещущий вопрос. Так что в первую очередь необходимо искать частых и дорогих гостей сиего заведения, не просто дорогих, а знакомых Фёдора. Вы обратили внимание, что вещи в сундуке не выброшены на пол, а убийца знал, в каком углу, под какой одеждой лежало что—то ценное, может, скупленное недавно, может деньги, но скорее всего, деньги.

– Почему вы так думаете?

– Так посудите сами, Фёдор, хотя личность была общительная, но, как и всякий человек, не любил, когда ему глазели в спину при открытии сейфа, а значит, деньги на насущные нужды держал тут же, чтобы далеко не лазить. Допустим, в сундуке.

– Может быть.

– Убийца знал сей факт хорошо, ибо сам сбывал краденное Весёлому.

– Похоже на правду.

– Именно, похоже, отсюда следует, что искать надо среди местной братии.

– Иван Дмитрич, не факт, возможно, что убийцы, то есть главный или один из них, приезжий, но хорошо знакомый Фёдору, – вставил и своё слово надворный советник.

– Я тоже размышлял над таковым фактом, как вы изволили выразиться, но посудите, если пришлые, то не явились же они в погоне только за нашим подопечным. Неразумно, здесь если брать, то куш в нескольких местах и сразу в бега, то ли на юг, то ли в Польское царство, а может, и за границу. Значит, куш должен быть значительным, чтобы троим хватило на долго, но наши подопечные любят ссорить деньгами, когда они есть, вот поэтому Федькин капитал привлекателен, но не так велик. И притом мы бы уже прослышали о других преступлениях, а ничего крупного в последнее время вроде бы не было, так, Михаил Силантьич? – Обратил свой взор начальник сыска на помощника.

– Так точно, – ответил Жуков, даже вытянулся, как на параде, – ничего крупного не было в столице и близь лежащих уездах.

– Вот, – сжал губы Путилин.

– Может, – вставил пристав, – Федька – первый в списке?

– Возможно, – спустя минуту произнёс Иван Дмитриевич, – но не кровавили бы столько убийцы, не привлекали бы внимания, если собирались совершить ещё несколько налётов. Вот поэтому я и склоняюсь к мысли, что местные совершили такое злодеяние, местные.

– Но может быть, – настаивал Авчинников, – заезжие?

– Надо всё—таки искать среди местной публики, – опять повернулся к Жукову, – вокзалы, – потом задумался, – вокзалы, может быть, но семь девиц. Как ты мыслишь?

– Мне кажется, девиц надо искать где—то недалеко, – Миша нахмурил брови, – не стали эти, – он подбирал для убийц слово, но не найдя, продолжил, – увозить с собой девиц, это ж какая обуза, семь? – Он обратился к приставу, тот кивнул головой, – семь, это ж целый гарем, а не дай Бог, кто из них что скажет, если сбежит? Нет, надо искать где—то рядом, боюсь загадывать, но хладные трупы.

– Там, там, – прибежал бледный полицейский с глазами на выкате и трясущимися от страха или увиденного губами, постоянно махал в сторону дальнего угла двора руками, – Там это, там…

– Что там? – Вскипел пристав. – Хватит тамкать. Толком говори и не трясись, в полиции служишь, а не богодельне.

– Там, – снова начал полицейский, но осекся под сердитым взглядом пристава, – в выгребной яме тела убитых.

– Сколько?

– Не считали, но много.

– Что стал? Веди уж.

Выгребная яма находилась в дальнем углу двора, за дровяником. Зрелище открывалось не из приятных. Авчинников побледнел и отошёл в сторону, подавляя приступы рвотных позывов.

На лице Путилина заиграли желваки и рука сама потянулась к головному убору.

На поларшина ниже в яме лежали едва прикрытые тела девиц с растрёпанными волосами – тёмными, светлыми, рыжими, с почти чёрными полосами вокруг шей, неприкрытые глаза некоторых смотрели в небо, казалось, что бледные ноги и руки, торчащие в разные стороны, принадлежат сломанным куклам, с которыми развлекался великовозрастный детина и выбросил, наигравшись.