Петербургский сыск. 1874–1883 - Страница 48

– Убийца задержан, – Миша не сдерживал пышущей довольством улыбки.

– Садись, – начальник сыскного отделения кивнул на свободное в санях место.

– А как же… – не договорил помощник, указывая на задержанного, потом повернул голову к агентам, распорядился, – Александрова в камеру, – осторожно опустился на скамью саней.

– Федька Весёлый убит.

– Да ну, – присвистнул Миша.

– Не было печали, – Иван Дмитриевич смотрел куда—то в небо и, словно очнувшись от забытья, распорядился, – трогай.

Снег скрипел под полозьями, навевая печальные мысли. Небо распогодилось и быстро бегущие тёмные тучи, лишь изредка, закрывали от взора не по зимнему греющее солнце. В ярком свете дома смотрелись особенно нарядно, по глазам скользили блики, отражавшегося в окнах дневного светила. Народ на улицах суетился, шёл по своим делам, смеялся, громко разговаривал, но никто и не подозревал, что смерть всегда стоит с остро заточенной косой рядом и в любую минуту может одним движением перерезать нить жизни, как недавно случилось в Ланском, где Фёдор Семёнович Пёрышкин, по прозвищу Федька Весёлый, лежит с перерезанным горлом в тёмной комнате второго этажа, где хранил деньги, золото, процентные бумаги, как говорил «на старость». Как ни загадывай, какие не строй планы, сколько не копи денег, итог один – всего с собою не заберёшь, даже может, этим накопленным, оторванным от кого—то последним куском не воспользуешься.

Иван Дмитриевич знал Федьку давно, но никак не мог поймать, осторожный был Пёрышкин, никогда своими руками ничего не делал, но вот и его час настал. Пока ехали Путилин размышлял, кому мог перейти дорогу Весёлый или, может быть, убийство из разряда «вор у вора дубинку украл». Тогда сложно найти настоящего убийцу, хотя если Федька кого—то впустил, то, значит, знал, хотя этот кто—то мог весточку принести из мест не столь отдалённых, а мог и просто посетителем публичного дома быть. Услуги не дороги, подопечных Весёлый не жалел, главное, чтобы доход приносили, притом деревень и сёл по губернии много, а по России и не счесть, крестьяне рады от лишнего рта избавится.

Бег лошадей с каждым шагом приближал к печальному месту, где поселилась вездесущая смерть.

В доме Федьки Путилин бывал не раз, пока ехал, силился вспомнить, когда такая оказия представлялась в последний раз. За суетой повседневных дел забывается многое, более в памяти сидят места преступлений, приметы, подмеченные острым взглядом, злодейские лица.

Ланская встретила тишиной, до дома Весёлого на улицах не встретился ни одни человек, словно, и в самом деле, печальный ангел простёр чёрные крыла над, казалось вымершим, районом.

Вокруг дома высился трёхаршинный забор с вычурными резными воротами и калиткой под навесом, видимо, чтобы приходящие не мокли под дождём и снегом.

Иван Дмитриевич первым вышел из саней, размял ноги и осмотрел окрестность. Ближайшие дома находились в саженях пятидесяти с одной и второй сторон, в том, что справа дым белёсым столбом поднимался в небо, ветер стих, в том, что слева не убран даже от снега двор, видимо, хозяева перебрались в другое место.

Ворота в Федькин двор открыты настежь, в глубине виднелись ещё одни сани.

– Пристав? – то ли сказал, то ли спросил Миша.

– Сейчас и узнаем, – с горечью в голосе произнёс Путилин.

На пороге дома стояли люди, среди которых выделялся надворный советник Иванов, в военной шинели местный полицейский начальник, пристав 1 стана Лесного участка поручик Авчинников с подчинёнными, агенты и человек в статской одежде, которого Иван Дмитриевич не мог признать.

Начальник сыскного отделения сдержанно поздоровался со всеми, не подавая никому руки.

– Иван Дмитриевич! Мы вас заждались, – первым произнёс пристав, спускаясь с крыльца и протягивая Путилину руку и, словно бы оправдываясь, добавил, – вот при каких обстоятельствах приходится встречаться.

– Да, перед погодой и преступлением мы не имеем преимуществ.

– Совершенно так, – согласился исправник, – не приведи Господь, встречаться при таких обстоятельствах.

– Что стряслось? – Иван Дмитриевич повернул голову к надворному советнику Иванову, чиновнику по поручениям.

– Пять убитых.

– Пять? – Скинутая Путилиным к верху бровь говорила об удивлении.

– Пять.

– Но если заведение Федьки Весёлого работало, а оно не могла не работать, то их должно быть больше.

– Согласен с вами, Иван Дмитриевич, – после того, как прочистил горло кашлем, сказал поручик Авчинников, – но и так трупов много.

– Я не о том, – отмахнулся начальник сыскного отделения, – значит, пятеро, а женщины?

– Одна.

– Однако странно, что одна, – раздражение не покидало Ивана Дмитриевича каким—то неясным состоянием вдруг появившейся ниоткуда тревогой, и ко всему прочему невидимая рука мягкими пальцами начала сжимать под лопаткой сердце, – показывайте, – и шумно выдыхая воздух, тяжело поднялся на крыльцо, придерживаясь за перила, – чем земля Ланских богата.

Иванов распахнул дверь.

– Я пройду первым, – предупредил надворный советник, – тем более, что там я бегло осмотрел всё.

Путилин слегка подтолкнул в плечо чиновника по поручениям, мол, не надо оправданий.

В передней по традиции сидел Иван Кожемякин, детина под три аршина ростом с широкими плечами и мощной, как у быка шеей, служил Федьке Весёлому, словно цепной пёс, ни один не внушающий доверия клиент не избежал бы встречи с вышибалой и не был бы допущен в святая святых хозяина – заведение. Ни следов борьбы, ни следов крови, что само по себе вызывало вопросы.