Узел, тоже свидетельствует против него. Здесь тоже должны быть серьезные причины такого поведения.
В кухне и в комнате убитой не было следов, что она кого—то ждала. Отсюда можно сделать вывод, гость нежданный и очень хорошо известен был убитой, иначе и на порог бы не пустила. Много неясностей, много в этом деле, казалось бы, таком простом.
Ближе к вечеру, когда темнота еще не сгустилась, а день продолжал шествие по земле, Николай Митрофанов затарабанил в дверь поначалу кулаком, а потом и ногой.
Смотровое окошко в железной двери открылось и в него заглянул один и из полицейских, несших сегодня службу подле камер.
– Долго меня здесь держать собрались? – командным голосом произнёс он. – Что за безобразие?
– Не могу знать, – ответил полицейский и собрался прикрыть.
– Э, – Лютый придержал рукой окошко, – передай кому следует, что я устал сидеть, домой хочу.
– А кому следует? – с ехидцей сказал страж.
– Начальству своему, болван.
– Передам, только все разъехались и до утра никого не будет.
– Что такое творится? Я должен до утра голодным сидеть?
– Не велено.
– Как это не велено? – раскричался Митрофанов, а полицейский резко закрыл смотровое окошко. Николай опять начал тарабанить.
Спустя пять минут непрекращающегося стука из—за двери раздался тот же голос:
– Будешь буянить, в карцер попадешь.
Путилину доложили, что Митрофанов, наконец, поднял голос, но не из—за ареста, а по иной причине – забеспокоился, что останется до утра голодным.
– Хорошо, – распорядился Иван Дмитриевич, – ведите.
Не прошло и минут десяти, как в кабинет был веден Николай, сын титулярного советника Митрофанова. верой и правдой прослужившего Государю и Отечеству тридцать восемь лет.
Лютый без приглашения подошел к столу, за которым сидел Путилин, и без приглашения сел, закинув ногу на ногу.
Иван Дмитриевич смотрел на Митрофанова отсутствующим взглядом, словно перед глазами не живой человек, а пустое место. Так длилось несколько минут, спесь с Лютого начала сходит, вначале он сел прямо, потом вообще положил руки на колени, как нашкодивший ученик, вызванный к директору. Его начало угнетать, что сидящий за столом начальник, о котором сказали, что ведут то ли к Путину, то ли к Петину, Николай не запомнил, да и не к чему.
– Молодой человек, – наконец прозвучал довольно приятный голос, – вы не ошиблись дверью, здесь сыскная полиция, а не ресторация.
– Я, – только и успел произнёсти Митрофанов. Но был перебит повысившимся голосом.
– Вы, наверное, не поняли, что находитесь в сыскной полиции, господин Митрофанов.
– Я, – и снова начальствующий голос не дал закончить пришедшую мысль.
– Мне приятно беседовать с умными людьми, – Иван Дмитриевич сделал упор на «умными», – но мне не о чем разговаривать с преступниками.
По лицу Николая поползли багровые пятна, сперва захватили в плен скулы. Потом щеки и под конец само лицо запылало то ли от ярости, то ли от стыда.
Вновь наступила тишина, Митрофанову нечего было сказать, а Путилин избрал тактику самонадеянного начальника, которому нет дела до таких, как Митрофанов. Главное побыстрее отдать дело для дальнейшего производства.
– Извините, – оробевший Николай набрался смелости, – но в чем я обвиняюсь?
Ни единого слова о том, что он—де не потерпит такого обхождения, что он и так далее. Но из губ прозвучало совсем иное.
– Не хочу отнимать ни вашего, ни тем более своего времени. Поэтому перейдем сразу к делу. Что вы, господин Митрофанов делали вчера вечером?
– Петербургский вечер длинный. – начал Лютый, но осекся, увидев взгляд полный пустоты, – вчера вечером я был в Озерках, в гостях у дамы.
– Кто может это подтвердить?
– Сама дама.
– Допустим. Как вы туда добирались? В каком часу? Когда оттуда уехали? Ваша дама имеет имя? Я должен задавать вам вопросы или сами поведаете?
– Как мужчина я должен оберегать имя замужней женщины от посягательств сыскных… – Митрофанов запнулся, видимо хотел добавить словцо покрепче, но смягчил и с ехидцей в голосе добавил, – агентов.
– Допустим, я поверю вашему слову, но буду обязан проверить их правдивость. Извозчики, кондукторы, кассиры, ну, не вам мне объяснять, у вас есть в таких делах определенный опыт.
– Вы правы. – усмехнулся Николай. – год и два месяца.
– Вот именно, – указательный палец Путилина смотрел в Лютого. – у меня хватит возможностей уличить вас во лжи, тем более имеются свидетели, видевшие вас совсем в другом месте, которые уже дали показания и опознали вас по фотографической карточке из нашего архива.
– Сдаюсь. – поднял руки в верх Митрофанов, – ваша взяла, не хочу греха на душу брать. Я в самом деле был в столице…
– В одном из домов на Николаевской улице.
– Да, именно там я был, в доме…
– Господин Митрофанов, договаривайте, что были во внутреннем флигеле Морского училища.
– Да, – Николай сглотнул накопившуюся во рту слюну, – я был там около полуночи. Нанес визит Анне Сергеевой.
– Так.
– Я позвонил, но дверь оказалась открытой, Анна… лежала на кухне и уже не дышала, первым делом я хотел ретироваться, но натура взыграла и я взял то, что попало под руку, в частности пальто., золотые часы, немного денег…
– Двести рублей.
– Совершенно верно, но к убийству Анны не имею никакого касательства.
– Но вы же угрожали ей?
– Господин…
– Путилин.
– Господин Путилин, прошло столько времени и событий, что я давно и позабыл обо всем. Неужто вы думаете, я привел свою угрозу спустя три месяца после выхода из тюрьмы, если бы во мне кипела месть, то я побежал бы сразу воплощать ее в реальность.